Местные арабы шутят, с грустью в глазах, что Мерзуга – это кока-колизировнная пустыня. Город действительно очень туристический, с кучей магазинов, сувенирных лавок и «акул», шныряющих в поисках несдешних лиц с кошельками. Уже на подъезде каждые 5 метров стоит указатель на отель – вереница огромных курортных комплексов с ресторанами, спа и бассейнами тянется вдоль всей границы песчаных дюн.
Мы приехали в Мерзугу поздно вечером и сразу направились в лавку к Хассану – это старый друг Жюля, один из трёх братьев из влиятельной семьи Бокбот. Он владеет магазином с кристаллами и ископаемыми и рестораном напротив. Его брат управляет отелем и кемпингом. К моменту, когда мы припарковались у дверей его лавки, за нами уже следовало три машины. Я не пошутила, сказав про «акул». Именно из-за них мы поехали не сразу в кемпинг, а сначала к Хассану, чтобы утром вся деревня знала, что мы уже «заняты».
Сейчас, после полутора лет пандемии, туристов всё ещё мало, в основном сами марроканцы. На территории кемпинга, рассчитанной по меньшей мере машин на 30, мы были единственными постояльцами. Жюль раньше останавливался именно здесь, потому что это был самый раздолбанный кемпинг в окрестности. Им управлял третий, теперь уже почивший брат Бокбот. Он был слепой и вообще не парился, говоря, что если кто-то не может выжить в его кемпинге, то ему не место в пустыне. Новый управляющий не разделил этих взглядов, поэтому у нас уже были и души, и нормальные туалеты, о чем я совершенно не жалею.
Хассан доехал с нами до кемпинга, открыл нам ворота, включил электричество и, как водится, заварил сладкий мятный чай, который здесь шутя называют Бербер Виски. Мы поставили стол и стулья под открытым небом, и тут на меня обрушилась невероятная тишина этого места. Обычно, где бы ты ни был на природе, ты слышишь или пение птиц, или стрекотание насекомых. Тут же, на краю пустыни, не было ни-че-го. Каждый производимый нами звук – глоток чая, щелчок зажигалки – казались оглушающе громкими. Спустя какое-то время у меня даже зашумело в ушах, видимо мозг решил самостоятельно компенсировать нехватку звуковых эффектов.
Вторая особенность, которую я заметила еще с вечера – то, как двигается и говорит Хассан. Медленно, но непрерывно. В пустыне не торопятся, но и не замирают. Чтобы здесь выжить, надо трудиться без перерыва, а значит в темпе, который тебя не убьет. Следующим утром я почувствовала, как медлительный ритм начинает проникать в меня. Я не хорошо отдохнула ночью, была полна сил, но как-то само собой стала медленнее ходить, размереннее говорить. У этого места очень сильная энергетика, с которой невозможно бороться, она просто поглощает.
Днем Жюль повел меня на экскурсию, чтобы объяснить, как работают местные фермеры. На краю деревни находится большая пальмовая роща, где у каждой семьи есть свой участок. Между участков вырыта канава, по которой искрящимся на солнце ручейком струится вода. Вода в пустные – величайшая ценность, поэтому ее используют для полива всю до последней капли. С помощью глины перекрывают часть ответвлений канавы, направляя таким образом поток к тому или иному участку. У каждой семьи – определенное время полива, все придерживаются расписания, и те, кому досталось время ночью, работают ночью.
Откуда же вода в песчаных дюнах? На самом деле её там очень много! Именно благодаря тому, что песок мокрый, дюны стоят не месте, а не разносятся ветром. Тысячу лет назад обитатели этих суровых регионов придумали способ добывать воду из песчаных дюн. Они построили огромную сеть тоннелей, в которых эта вода собирается, капля по капле, и направляется через канал длиной более километра в пальмовую рощу. Называется эта система Хетар. Вдоль всей длины канала каждые 5-10 метров есть что-то вроде колодца – выложенный камнем вертикальный ход, через который можно спуститься по веревке, чтобы прочистить или починить поврежденный участок Хетары.
Это древняя, очень умная система, которая берет только то, что природа может дать. К сожалению, вся эта индустриализация и кока-колизация пустыни мудрое правило. Все эти огромные отели с плавательными бассейнами и джакузи, откуда они берут воду? Тоже из-под земли, но они вырывают глубокие колодцы и выкачивают воду насосами, истощая запасы, буквально выдаивая дюны до последней капли. Чем это грозит? Да тем, что дюны исчезнут. Уже сейчас Хассан говорит, что вода, если начать копать, ушла глубже и стала более соленой, чем десять лет назад. Может и к лучшему, если хотя бы половина этих отелей с бассейнами не переживёт пандемию, ведь именно они уничтожают то, что их и породило. Без воды дюн не будет, ветер разнесет сухой песок, равномерно покрыв каменистую Сахару незаметным тонким слоем золотой пыли, уничтожив одно из красивейших мест на планете.
И снова я готова сказать – я в жизни не видела такой красоты! Честно, у меня крутилась лишь одна мысль: «Приехать в Марокко только за сёрфингом – это обокрасть себя.» Исследуя Хетар мы прошли около километра вглубь песчаных дюн, и чем дальше мы шли, тем более сюрреалистичными становились ощущения. Тишина стала просто оглушающей, а всё, что видно вокруг – это бесконечный песок, нежным градиентом меняющий цвет с золотого на розовый по мере удаления к горизонту. На обратном пути, когда почти у самой деревни нам встретилось дерево, я поняла, насколько сильно давит солнце. Сделав шаг в тень, почувствовала, будто с головой нырнула в холодный бассейн. Самые обычные вещи в пустыне ощущаются совсем иначе.
Следующим утром было решено встретить рассвет в дюнах. Мы взяли верблюдов, о чем я пожалела. Я думала, что это имеет смысл, чтобы уйти поглубже в пустыню, но оказалось это просто развлечение для туристов, и сам гид идет пешком, держа верблюдов за веревку. Я всю дорогу чувствовала стыд перед животным, что без особой надобности сижу у него на спине. За полчаса мы дошагали до подножия большой дюны, откуда по крутому склону пошли наверх пешком, оставив гида с животными внизу. Вот это было круто! Тяжело, но круто. И вид, конечно, сумасшедший.
Забавно, что глядя на восходящее солнце, я подумала о том, что оно несёт с собой не радостное тепло нового дня, а выжигающую жару. И снова пустыня показала жизнь с непривычного ракурса.
Шло второе утро в Мерзуге, и мне стало не очень хорошо. В том смысле, что я продолжала чувствовать нарастающее со вчерашнего дня замедление, и его уже стало слишком много. Тишина давила. Казалось, останься тут еще на день-два, и просто ляжешь, как ящерица на теплом камне, чтобы только не шевелиться. Немного напоминает психоделисческий трип, когда вроде как времени не существует, но при этом его бесконечно много. Поделилась этой мыслью с Жюлем, на что он мне ответил, что именно поэтому не задерживается тут дольше двух дней. К обеду мы уже ехали на Запад.
